Время постройки

Время постройки первого деревянного храма Св. Николая в Кузнецкой слободе неизвестно. Но можно предположить, что он был построен почти одновременно с образованием Кузнецкой слободы [1]. Историки считают, что время основания московских слобод приходится на XIV-XV века [2]. В это время в Москве возникает несколько слобод, где селились кузнецы: наиболее ранняя из них появилась в районе нынешнего Кузнецкого моста, затем – две большие Кузнецкие слободы в Заяузье, и наконец, Кузнецкая слобода в Заречье (так называлось Замоскворечье в XIV-XV вв.).

1. Кузница. Никоновская летопись.

Эта последняя образовалась не позднее 1490 г. Именно под этим годом Н. М. Карамзин упоминает соседнюю с Кузнецкой слободой Болвановку, где в 1490 г. отсекли голову лекарю – Мистра Леону за то, что он не вылечил князя Иоанна Иоанновича, сына Иоанна III "хотя и ручался за то головой" [3].

Известное предание о том, что название "Болвановка" связано с неким татарским "болваном" (т.е. идолом) еще в XIX веке было подвергнуто сомнению И. М. Снегиревым. Он же заметил, что Болвановка часто располагается рядом с Кузнецкой слободой: помимо Замоскворечья такое соседство наблюдается и в Заяузье в районе Таганских ворот, которые в древности часто назывались Болвановскими [4]. Было высказано предположение, что такое соседство связано с технологическими процессами в кузнечном и литейном деле (болванка – форма для литья) [5]. Подтверждением этому служат материалы археологических раскопок, проведенных, в частности, в Замоскворечье в 90-е годы XX в. Они обнаружили предметы, которые указывают на единство комплекса кузнечного и литейного дела: чугунные и каменные литейные формы, железные доски, кузнечные щипцы, болванки для изготовления мелких предметов, в том числе пуговиц, медный и серебряный лом, железный шлак [6]. Мастера, изготовлявшие болванки, селились рядом с кузнецами. Поэтому можно предположить, что обе слободы были образованы приблизительно в одно время. Храмы же в ремесленных слободах строились почти сразу же после их образования (если не одновременно). Таким образом, можно сделать вывод, что наш храм построен не позднее 1490 г.

Еще одним косвенным, но очень важным доказательством того, что он построен гораздо ранее той даты, под которой он впервые появляется в письменных источниках (т.е. ранее 1624 г.) является следующий факт. Храм Св. Николая уже в документах XVII века неизменно упоминается с топонимом "в Кузнецкой слободе", "в Кузнецах", "в Кузнецково" [7], между тем как из "росписи кузницам и кузнецам", проведенной в Москве в 1641 году [8] ясно, что в это время здесь "кузниц и кузнецов" уже не было (в Замоскворечье они располагались только в районе церкви Св. Георгия в Яндове). Значит, к 40-м годам XVII века наименование "в Кузнецкой слободе" было уже чисто формальным, существующим только в языке и в чиновничьих административных документах, что отодвигает существование реальных "кузниц и кузнецов", образовавших слободу лет на 100, а может и на 150 ранее.

В литературе можно встретить также указание на то, что "церковь была построена значительно раньше 1613 г., потому что она получала ругу (содержание приходского клира от казны деньгами и съестными припасами), а цари из династии Романовых основанным при них приходским храмам руги уже не давали" [9].

Кто строил церковь?

2, 3. Русские доспехи XVI-XVII вв. Московская Оружейная палата.

Естественно предположить, что строителями нашей деревянной тогда церкви и прихожанами ее во второй половине XV и в XVI веке были кузнецы. (Илл 1, 6). Скорее всего, храм был построен не на средства одного богатого вкладчика, а всей слободой, или, как говорили тогда, "всем миром". В документах часто встречается выражение: "церковное строенье мирское, приходное" [10]. Его можно вполне отнести и к нашему храму. Кузнецы в Древней Руси часто бывали людьми состоятельными. Известно, например, летописное сообщение XV века о долге князя Ивана Борисовича некому кузнецу Лагуте [11]. Скорее всего такими состоятельными людьми были оружейники. Они ведь также причислялись к кузнецам и жили в Кузнецких слободах [12]. Среди них выделялись секирники, лемешники, бронники, сабельники, щитники, киверники [13]. Москва в XVI веке была центром производства оружия и доспехов. Опись оружия Бориса Годунова, сделанная в 1589 г. перечисляла "лук московский, панцири московские, московское копье" [14]. (Илл. 2, 3) Термин "московский" свидетельствует о качестве изделий. Об этом же качестве, уже на мировом уровне говорит тот факт, что крымский хан ежегодно "просил панциря" у московского князя: "Сего году ордынских татар кони потоптали есмя, мелкий доспех истеряли есмя. У тебя, у брата своего мелкого доспеху просити послал есми" [15].

4. Кованая      петля-жиковина и дверная ручка.

5. Кованый замок.     XVII век.

Конечно, помимо оружия и доспехов, кузнецы делали и более простые вещи. В московской переписи 1641 г. о кузнецах говорится: "делает подковы конские и всякое мелкое дело", "делает топоры и всякое черное дело", "делает скобы сапожные". По исследованиям кузнецких слобод Новгорода XVI века видно, что больше всего кузнецов в слободе специализировалось на простых работах: по изготовлению ножей, гвоздей, замков, скоб [16]. (Илл. 4, 5)

Кузнечное ремесло требовало высокой квалификации и поэтому считалось "записным" (как и ремесла каменщиков и плотников). Для того, чтобы работать в слободе кузнецом надо было "записаться" в этот "чин", пройдя некоторое испытание мастерства. За этим следил слободской староста. В результате появлялось следующее свидетельство: "А у выписки <…> записных кузнецов, староста Пашка Матвеев с товарищи сказал, по святей непорочней евангельской заповеди Господней, еже ей ей, в правду: <…> записного кузнеца сын Петрушка Иванов всякия кузнечные дела <…> против своей братьи записных кузнецов в ровенстве делать умеет" [17]. (Илл. 7)

Многие исследователи говорят о том, что кузнецкие слободы были более организованны, чем другие ремесленные слободы [18], и даже походили отчасти на европейские и западнорусские "цеха" (объединения мастеров). Для нас интересна та подробность, что западнорусские цеха, состоящие из ремесленников одной специальности, более походили на религиозные братства: объединялись вокруг церкви и имели своеобразную форму празднования престольного праздника (совпадавшего с днем памяти святого покровителя цеха). Праздник начинался с богослужения, а завершался торжественной трапезой.

Следы таких совместных трапез на Руси находим в памятниках древнерусской литературы, в былинах. Они назывались "братчины":

6. Кузница. Древнерусская миниатюра.

"Пошел Василий со дружиною,

Пришел в братчину в Никольщину.

Не малу мы тебе сыпь платим –

За всякого брата по пяти рублев,

А за себя Василий дает пятьдесят рублей,

А и тот-то староста церковный

Принимал их в братчину в Никольщину" [19].

Где проходили подобные братчины в древнерусских ремесленных слободах? Сведений об этом в исторических источниках не находим. Но не будет ли слишком смелым предположить, что помещения для них, находившиеся, по-видимому, при храмах, были отдаленным прообразом трапезных наших церквей ("обширных и низких палат, внутри которых располагались приделы" и "которые стали пристраиваться в XVII веке к ранним храмам XV-XVI вв." [20])? Однозначного объяснения происхождения названия "трапезная" в науке до сих пор нет.

Чаще всего в кузнецких слободах строились храмы свв. Косьмы и Дамиана, которые считались покровителями кузнечного дела [21], но и церкви, посвященные Cв. Николаю встречаются в этих слободах нередко. В одних только Заяузских кузнецких слободах (в Старой и в Новой) находим в 1624 г. два храма в честь Святителя Николая: церковь Св. Николая в Кузнецах (она же Живоначальной Троицы в Кузнецах), ныне – Св. Николая в Котельниках и церковь Николая Чудотворца в Кузнецах у Таганских ворот, ныне – Св. Николая на Болвановке у Таганских ворот  [22]. Б. А. Рыбаков в книге "Ремесла древней Руси" упоминает о хоругвях ремесленных цехов 1839 г. из Смоленского музея: на хоругвях кузнецов изображение Свв. Косьмы и Дамиана, на хоругвях серебряников – Св. Николая. Может быть не случайно, что мастера-серебряники жили в приходе нашего храма и в XVII в., и в XVIII в.: в переписи 1669 г. упоминается серебряник Алексей, в соседней конюшенной слободе Больших Лужников – Феодор и Елизар; в 1676 г. – серебряник Ивашка Степанов и Семен Федоров, Алексей Алферьев и Елизар Михайлов [23]. В конце XVII – начале XVIII века в нашем приходе жил известный мастер серебряных дел, мастер басмы Никифор Пшеничный. Он пожертвовал нашему храму печатное Евангелие 1698 г. Еще один серебряник, Иван Афанасьев, заказал в 1703 г. новый иконостас для храма [24]. Может быть такая "специализация" нашей Замоскворецкой слободы сложилась ранее XVII века и большинство мастеров и в XVI веке занимались ювелирным делом, были серебряниками? Вряд ли когда-нибудь можно будет ответить на этот вопрос определенно.

Жизнь Кузнецкой слободы

7. Василий Осипов со товарищи. Кузница. Миниатюра из рукописи 1673 г.

Жизнь ремесленной кузнецкой слободы была организованна. Рядом с храмом в слободе располагалась съезжая изба. В ней находилась канцелярия с подьячим во главе. Здесь хранились такие документы, как протоколы мирских сходов, сборные книги мирского тягла. Слобода управлялась мирским сходом, т.е. собранием всех слобожан. Сход выбирал старосту сроком на один год. Староста следил за качеством изготовляемых изделий, ставил на них клеймо ("орлил"), принимал в слободу новых мастеров. Он заведовал раскладкой по дворам податей, которые распределялись в зависимости от состоятельности слобожан: в этом отношении вся слобода делилась на людей "лучших", "середних" и "молодших". "Лучшие" платили подати больше, чем другие. Староста "наблюдал за общим порядком и спокойствием слободы, следил, чтобы в ней не проживали темные, неизвестные люди, ... лица, занимавшиеся корчемством, продажей и потреблением табака, игрой в "зернь" (кости) и карты" [25]. Староста от лица всей слободы обращался к царю с челобитной о "мирских нуждах". Одна из таких челобитных донесла до нас собственноручную подпись старосты нашей Кузнецкой слободы середины XVII века: "Федка Кузмин"[26], кстати, свидетельствующую о его грамотности. Жалованье староста не получал, хотя слобода и имела "мирскую казну". Должность эта была почетна, старосты нередко награждались даже царскими жалованными грамотами, особенно за деятельность по расширению слободы.

Почему это было так важно? Чтобы ответить на это вопрос следует вспомнить, что Кузнецкая слобода была "черной" и население ее тоже называлось "черным", т.е. было обложено "государевыми" податями и повинностями. Этим оно отличалось от сословий привилегированных, так называемых "беломестцев", к которым относились бояре, дворяне, члены Гостиной и Суконой сотен (т.е. купцы) и духовенство.

Несмотря на свое невысокое положение в социальной иерархии, "черное" население городов имело особое значение в глазах высшей власти, сначала великокняжеской, затем царской – оно было их опорой. Поэтому великие князья, а впоследствии цари московские старались законами защитить эту часть населения городов. В договорных грамотах великих и удельных князей находим: "А закладники ны в городе не держати. А с двором человека в городе не купити. А блюсти ны их [нам их, черных людей] с одиного [т.е. всех до одного]"[27].

8. Соборное уложение царя Алексея Михайловича 1649 г. Ларец 1767 года.

Чернослободцы получали от князей привилегии: они могли иметь промыслы и торговлю в Москве (боярским холопам, крестьянам, духовенству это было запрещено). В московских переписях середины XVII века встречаем указания, что тяглецы Кузнецкой слободы Семен Кузьмин и Васька Тихонов имели лавки на Бальчике (ныне Балчуг) в житном ряду[28]. Но главной привилегией "черных" людей была их личная свобода. Именно ее они теряли, когда отдавали "в заклад" свою землю в городе, т.е. двор, и становились боярскими холопами.

С этим процессом закрепощения "черных" людей борется и царский Судебник 1550 г. и Соборное Уложение 1649 г. (Илл. 8) Оно запрещает продавать или закладывать "черные" дворы беломестцам (а так же иностранцам) под угрозой кнута. Царь Алексей Михайлович принимает специальные меры по укреплению "черных" слобод в 40-е гг. XVII века, приписывая к ним дворы патриарших и монастырских слобод: к нашей Кузнецкой слободе были приписаны 53 двора Кудринской слободы (бывшей патриаршей), 12 дворов Зачатьевского монастыря, 19 дворов Новодевичьего монастыря[29].

Особое значение городских "черных" сотен и слобод проявлялось в тяжелые для государства моменты. Когда царь Иван Грозный уходил из Москвы в Александровскую слободу и возложил опалу на всех бояр, приказных людей и духовенство, он сделал исключение для "черных" посадских людей Москвы, написав в грамоте от 3 января 1565 г., что де "гневу на них и опалы никоторой не имеет"[30]. В ответ черные люди обещали "потребить государевых лиходеев и изменников". В Смутное время Нижегородская "черная" сотня, объединившись вокруг Кузьмы Минина, сыграла важную роль, став основой всего нижегородского ополчения, освободившего Москву и всю Русь от поляков[31].

Главной обязанностью "черных" людей было несение "тягла": плата денежного оброка в казну и исполнение ряда повинностей. Они были обязаны чинить старую и настилать новую бревенчатую мостовую; содержать караульные избы и решетки, запиравшие улицы на ночь; содержать в слободе водоналивные трубы, багры, топоры, крюки для борьбы с пожарами. За этим всем следили десятские, выбранные от каждых десяти дворов, которые находились в подчинении у старосты. В переписи Кузнецкой слободы 1669 г. находим имена десятских: Григорий Губенков, Ипат Филипов, Васка Чибес, Евтифей Федоров, Иван Абросимов. Должность десятских была хлопотна: один из них жалуется, что , когда он указал жителю своего участка на то, что "он живет не смирно", тот стал его бранить, бесчестить, и даже "замахивался поленом"[32].

И староста, и десятские находились под надзором "объезжего головы"– дворянина, назначенного Разрядным приказом. В его участке находилось несколько слобод. Он объезжал его, сопровождаемый подьячим и караульщиками из слобожан с бердышами. Именно объезжие головы составляли переписи дворов и следили за выполнением повинностей и противопожарных мер. Главная из этих мер заключалась в том, что зимой разрешалось топить печи в домах только с 1 до 4 часов дня, одновременно во всем городе. Летом же избы вообще не топили, а еду варили в отдельно стоящих поварнях, которые ставили на огороде[33]. Поэтому ежегодно в апреле объезжие головы "избы и мыльни печатали, чтоб изб и мылен нихто не топил и сторожи, дневную и ночную, в редех – с 10 лавок, а в слободах – с 10 дворов по человеку учиняли, чтоб огня и всякого воровства нигде не было."[34] Ночная сторожа дежурила у уличных решеток. (Илл. 9) Одной из обязанностей десятского было выбегать из дома ночью на крики о помощи. "День в старой Москве кончался рано и никому не позволялось появляться на улице позже урочного часа. Вообще ночью ходить по городу было разрешено только в крайнем случае и обязательно с фонарем; всякого, кто ехал или шел без огня, задерживали и отправляли в Стрелецкий приказ для допроса"[35].

Кузнецкая слобода на планах ΧVII в.

10. План Мериана. 1638 г.

11. Деталь плана Мериана. Замоскворечье, район храма Св. Николая в Кузнецах. 1638 г.

12. Петров чертеж. Замоскворечье. Район слева от Пятницкой улицы.  Около 1597-1599 гг.

13. А.Васнецов. У стен деревянного города.

До нашего времени дошло несколько чертежей Москвы конца XVI–первой половины XVII века, на которых показано Замоскворечье. Это "Петров чертеж" (ок. 1597-1599 гг.), план Мериана (1638 г.), план Олеария (1634 г.), план Блавиана (1662 г.) и др. (илл 10,11, 12). Все они, кроме "Петрова чертежа", известны нам из иностранных источников и все, как предполагают исследователи, воспроизводят план Москвы из "Большого чертежа", сделанного по приказу Бориса Годунова в конце XVI века[36]. Таким образом, по ним можно представить себе Замоскворечье этого времени.

В 1591-1593 гг. Замоскворечье было впервые обнесено стеной, т.е. вошло в черту города. Стена эта была деревянной и получила название "Скородом" за быстроту возведения. (илл. 13) Она изображена на всех планах. Застройка Замоскворечья внутри "Скородома" довольно свободна: она чередуется с пустырями – местами, занятыми лугами и выгонами для скота – так называемым "вспольем". Особенно большое пятно "всполья" находим на месте старого русла Москвы-реки ("старицы"). Оно сильно расширяется к югу. Даже когда в 1783 г. по линии "старицы" прокладывают Водоотводный канал, южная часть этого всполья, известная под именем "Знаменского луга"[37], остается незастроенной. Это видно на планах Москвы даже середины XIX века. Можно предположить, что именно по краю этого всполья располагались в XV и XVI веках кузницы. Ведь кузнечное производство было связано с огнем, а огонь был главной опасностью для деревянного города. Поэтому кузницы размещали подальше от деревянной застройки. Но после большого пожара Москвы 1628 года, после которого царь Михаил Федорович предпринял различные противопожарные меры, кузницы здесь были уничтожены[38] .

14. Деталь Мичуринского плана Москвы 1737 г. Замоскворечье. № 79 - храм Св. Николая в Кузнецах, № 80 - церковь Троицы в Лужниках. На плане виден незастроенный участок Знаменского луга.

Но для нас важен тот факт, что Кузнецкая слобода находилась на краю "всполья". Ведь и на "Петровом чертеже", и на "Сигизмундовом плане" мы находим на краю этого "всполья" изображения двух храмов. Можно предположить, что это храм Св. Троицы в Конюшенной слободе Большие Лужники[39] (ближе к стене Деревянного города) и храм Св. Николая в Кузнецкой слободе. На планах Замоскворечья XVIII - начала XX веков видно, что церковь Св. Николая в Кузнецах и церковь Троицы в Лужниках были крайними перед вспольем: между ними и Водоотводным каналом нет ни одной церкви. (Илл. 14) Хотя надо признать, что и "Петров чертеж", и подобные ему планы XVII века достаточно условны и не отражают картины всей церковной застройки этого района: так например, мы не находим на них некоторых храмов уже существовавших в то время: церкви Св. Николая на Пупышах (известна по пожару 1565 г.) [40]и церкви Спаса Преображения на Болвановке (известна с 1465 г.)[41]

На "Петровом чертеже" видим две крупные улицы, разделяющие застройку восточной части Замоскворечья. Обе они начинаются от так называемого Живого моста через Москву-реку. Этот наплавной мост соединял Москворецкие ворота Китай-городской стены с Замоскворечьем. Левая из них шла до большого всполья у Серпуховских ворот (будущая Пятницкая улица)[42]. Правая улица доходила лишь до начала Знаменского луга. Что это за улица? На месте какой из современных улиц она располагается? Можно предположить, что на месте нынешней Татарской улицы, т.к. Татарская улица делит застройку Пятницкой части Замоскворечья почти пополам. Кроме того, она проходит с востока от церкви Св. Параскевы Пятницы и, наконец, в древности она выходила, по-видимому, к Балчугу (об этом нам напоминает изогнутая линия Бол. Овчинниковского переулка), так же как делает это "восточная улица" на планах XVII в.

Если предположить, что это Татарская улица, то остается открытым вопрос, когда же сформировалась Кузнецкая улица? К 1676 г. она уже существует, т.к. упоминается в Переписи дворов "от Пятницкой улицы налево"[43]. Более того, именно по ней переписчики проходят, описывая дворы Пятницкой части Замоскворечья. Надо отметить, что из трех имеющихся переписей XVII века этого района 1669, 1672 и 1676 годов, перепись "по улице" – последняя. Предыдущие описывают дворы по слободам, а не по улице. Это, видимо, более привычно.

15. Московские слободы . 1675 г. Сост. С. Ю. Шокарев. Замоскворечье.

Из этих переписей "от Пятницкой улицы, едучи с Живого мосту налево" мы узнаем, что Кузнецкую слободу окружали другие слободы (Илл. 15): на север от нее располагалась дворцовая Овчинная Конюшенная слобода с храмом Архангела Михаила[44], поставлявшая шерсть и овчины для государева двора и обслуживавшая царские конюшни. В XX веке на ее территории проводились археологические раскопки и был обнаружен водоем для промывки овечьих шкур[45]. В 1632 и в 1653 гг. в ней было 103 двора. В 1669 г. – 113 дворов[46]. Между Овчинной и Кузнецкой была расположена Татарская слобода, жители которой торговали лошадьми и обрабатывали кожи ручным способом на Москве-реке[47]. В 1669 г. в ней было 25 дворов и большинство ее жителей именовались толмачами[48] и переводчиками. Эта слобода соединялась с урочищем Толмачи с храмом Вмч. Никиты[49]. На юг от Кузнецкой слободы располагалась уже упоминавшаяся дворцовая Конюшенная слобода Большие Лужники с церковью Живоначальной Троицы[50]. В 1653 г. она имела 71 двор, в 1669 – 64 двора[51]. За Знаменским лугом находилась дворцовая слобода Нижние Садовники с церковью Свв. Косьмы и Дамиана[52] и Св. Николая на Пупышах[53]. С запада к Кузнецкой слободе примыкала стрелецкая слобода "Матвеева приказа Вишнякова" с церковью Живоначальной Троицы[54].

Развитие застройки этого района в XVII веке было очень активным. Его можно реконструировать, сравнивая уже упоминавшиеся планы с первым топографическим планом Москвы, снятым в 1737 году под руководством И. Мичурина. (Илл. 14) За XVII век все всполье у Серпуховских ворот было застроено, Пятницкая улица удлинилась и, "повернув", вышла к этим воротам.[55] На Знаменском лугу появился целый ряд новых кварталов, отделивший храмы Св. Троицы в Лужниках и Св. Николая в Кузнецах от всполья; появилась новая Лужнецкая улица;

16. План Москвы Таннера 1678 г. Район Замоскворечья.

Татарская улица удлинилась до Земляного вала[56]. Новые кварталы возникли после появления Указа царя Михаила Феодоровича, по которому в Земляном городе[57] разрешено было давать "порозшие земли" (пустыри) под дворы "смотря по людям, первая статья вдоль по 30 сажен, поперег по 20 сажен человеку, другая вдоль по 30 сажен, поперег по 15 сажен, третья вдоль по 30 ж, поперег по 10 сажен."[58]

Этот переходный этап формирования новых кварталов и новых улиц отражен на плане Таннера 1678 г. (Илл. 16) Этот план интересен тем, что показывает разделение всей застройки на кварталы и появление переулков. На нем отчетливо виден еще не выпрямленный кусок Кузнецкой улицы, направляющийся к Фроловским воротам.

Еще один план Москвы XVII в. заслуживает особого внимания. Это "Сигизмундов план", сделанный для польского короля в 1610 г. (Илл. 19) Он выделяется среди других планов Москвы детальным изображением застройки города. По нему можно представить, как выглядела Кузнецкая слобода в XVII в.

Как выглядела слобода и храм в XVII в.

17. Двор в Заяузской слободе. Реконструкция.

Вся застройка Замоскворечья в XVI -XVII веках была деревянной. Основным элементом ее был двор. Двор, как мы уже видели, был не только хозяйственной единицей, но и административной. Это был участок земли, данный слободским людям, с которого они "тянули тягло" - т.е. платили за него оброк в казну. Дворы могли быть разных размеров: например в Кадашевской Замоскворецкой слободе дворцовым ткачам давались участки в одно "дело" (240 кв. саженей), в пол "дела" (120 кв. саженей) редко в полтора "дела" зависела величина оброка[59]. Последний участок считался очень большим – он ненамного был меньше, чем например церковный участок ц. св. Николая в Кузнецах (430 кв. саженей).

Все эти участки (дворы) содержали в себе необходимые постройки: жилой дом, хозяйственные помещения: сараи, чердаки[60], конюшни, погреба, мыльни (т.е. бани), обязательно колодцы с "журавцами".(илл. 17) Далеко от жилого дома, в "огороде" располагалась "поварня", строить которые было велено Государевым указом 1632 г.: "а печи где есть варить и хлеб печь, всяким людям велеть поделати в поварнях и на полых местех, а в избах однолично хлебов печь и есть варить не велети, а у которых людей поварен нет и тем людям печи велети зделати на огороде или в земле на полых местах, не близко хором"[61]. Это была одна из противопожарных мер правительства царя Алексея Михайловича. Основания таких отдельно стоящих печей (они были круглой формы) были обнаружены во время археологических раскопок в Замоскворечье[62]. Дворы были обнесены заборами с воротами, которые всегда имели двускатную крышу.

18. А.Васнецов. Выход боярыни. На этой картине подробно изображена деревянная мостовая 17 века.

На "Сигизмундовом плане" видно, что главное жилое строение обычно стоит вдоль улицы, тогда как огороды отнесены на зады и примыкают к огородам соседних участков. Улицы вымощены бревнами, которые клали поперек мостовой. "Несколько рядов деревянной мостовой XVII века мне лично пришлось увидеть при проведении у Большого Каменного моста в 1920 г. канализационной траншеи, а покойный А.М. Васнецов зарисовал ее", - пишет П.В. Сытин[63]. (Илл. 18)

Поражает высота строений: высокие рубленые дома имеют два и три этажа. Об этом свидетельствуют и зарисовки иностранных путешественников, прежде всего, Адама Олеария, посетившего Москву в 1636г. (илл. 20, 21). Во всех этих домах первый этаж (подклет) был глухой, без окон, а второй (иногда третий) этажи имели окна, но маленькие и несимметрично расположенные.

Для жилья предназначались верхние помещения, которые назывались "горницей". Горница освещалась "окнами с рамами и слюдяными или "паюсными" перплетами, размещавшимися по лицу здания, и волоковыми[64] окнами в боковых и задних стенах"[65]. Горницы топились по-белому изразцовыми печами, дым из которых выходил через трубы. Эти трубы изображены Олеарием – т.е. в 1638 г. "верх" большинства московских домов топился по-белому. На "Сигизмундовом плане" трубы не изображаются, из чего можно сделать вывод, что еще в 1610 г. большинство домов в Москве топились по-черному. Этот способ, привычный для русских, производил большое впечатление на иностранцев: "когда топят, там быть никому от дыма невозможно – все должны оттуда уходить, пока не прогорит огонь; тогда опять входят в избы, которые теплы и жарки, точно баня"[66] (Петр Петрей, 1608 г.).

Нижнее помещение, "подклет", с "русской" печью топилось по-черному, может быть, на протяжении всего 17 века. Внизу "помещались стряпущая, людские комнаты и кладовые, "казенки", в которых хранилась казна, т.е. имущество. Казенки были глухие, даже без дверей, т.к. ход в них был сверху из горницы"[67]. По-видимому, в подклетах были жильцы, т.к. в "Переписных книгах" встречаем: "а у него живет в подклете садовник Малафей Трофимов"[68] и т.п. Иногда горницы на подклетах у богатых хозяев ставились 2-3 рядом, тогда они соединялись сенями. Вот описание двора кузнеца Тимофея Максимова в Новгороде: "Горница на подъизбице, да сени на подсенье, да повалуша на подклете"[69]. Повалушей называли летнюю (без печи) спальню.(илл. 22)

В 1633 г. в Москве после больших пожаров 1626 и 1629гг. был издан указ об уменьшении высоты построек: "ставить хоромы горницы невысокие с сеньми и повалуши на одних подклетах"[70] - т.е. деревянные строения ограничивались 2 этажами. Были и избы, стоящие на земле ("поземные"). "А на том дворе две избы поземные, между ними сени о двух житьях, в сенях чулан досчатый, погреб с напогребицей, ворота с навесом… в огороде сад" (двор Агапа Васильева сына серебряника в Кадашевской слободе)[71].

Обилие садов в жилой застройке Москвы отмечали иностранцы: "при каждом почти доме есть сады для овощей и удовольствия" (Герберштейн. 1525г.)[72]. Большую часть дворового участка занимал сад. В XVII в. его называли огородом: "в огороде 22 яблони, да груша, куст вишен, 3 куста серебряннику, да смородины 17 кустов красной доброй, 13 кустов красной же плохой, да белой куст, крыжу 11 кустов, да цветов куст пионии"[73]. Были и огородные грядки, которые хорошо видны на "Сигизмундовом плане". "Об огородных овощах Ле Брюн рассказывает, что в большом употреблении была капуста, составлявшая единственную пищу бедных, которые ели ее по два раза в день, вероятно в щах. Огурцы также были очень любимы, их ели как яблоки и груши и во множестве заготовляли впрок, особенно люди зажиточные. Много также росло чесноку. В обилии рос хрен"[74].

Главным украшением города были храмы. Они стояли по краю застройки: или на улице, или на всполье. Все они были деревянные. "Сигизмундов план", так же, как "Петров чертеж" показывает два храма на краю всполья, которое впоследствии именуется "Знаменским лугом". Удивительна точность, с которой изображены на плане их архитектурные особенности. (Илл. 19) Южный из них (предположительно ц. Троицы в Лужниках) изображен шатровым. Над шатром видна главка, также как и над алтарем и двумя приделами (Св. Николая и Иоанна Предтечи). Северный храм (предположительно ц. Св. Николая в Кузнецах) – клетский, т.е. прямоугольный в плане сруб, с прирубленным невысоким алтарем с двумя окнами и двускатной крышей. Храм имеет две главки – над центральной частью и над трапезной. Перед храмом с западной стороны стоит отдельная невысокая, квадратная в плане звонница с четырехскатной кровлей, завершенная крестом. Окна в алтаре расположены высоко – можно сделать вывод, что храм выстроен на подклете. В этом деревянном храме находилась, по-видимому, икона Святителя Николая, которую и ныне можно видеть в местном ряду иконостаса главного алтаря. Она датируется концом 16 - началом 17 века (Илл. 23). Храм, изображенный на "Сигизмундовом плане" сгорел в 1611 г. во время пожара, устроенного в Замоскворечье поляками[75]. Очевидно, что он был восстановлен в скором времени и, вполне возможно, в том же виде.[76] Во всяком случае в Строельной книге 1657 года он показан еще деревянным.

По Строельной книге мы можем представить себе церковный двор и дворы причта, окружавшие его. Эта книга возникла в процессе работы, проводившейся по всей Москве по указу царя Алексея Михайловича после страшного "морового поветрия" (эпидемии чумы 1654г.). Старые кладбища возле церквей были переполнены (по некоторым данным погибло две трети населения Москвы[77]). По этой причине, а также из-за опасности распространения болезни, эти кладбища велено было огородить глухим забором в человеческий рост и более не использовать. Для нового кладбища землю "изыскивали" здесь же на церковном дворе и огораживали "надолбами изредка". Все работы производились за счет казны[78].

Из описаний Строельной книги мы узнаем, что церковь св. Николая в Кузнецах с погостом окружали дворы священников (их было два), один из которых располагался на расстоянии 7 саженей от церкви (около 15 м). Кроме них упоминаются дворы пономаря Савки Ермолина, просвирни Авдотьицы Степановой, церковного сторожа Ивашки. На церковной земле оказались также дворы подьячего Григория Маркова, тяглеца Кузнецкой слободы Оски Кузмина. Именно эта земля и была отведена под новое кладбище. Кроме того, под него была взята "порожняя земля позади алтарей церковных"[79] Последняя фраза особенно важна для нас, т.к. слово "алтарь" употреблено во множественном числе, это позволяет сделать предположение о том, что уже в 1657 г. в деревянной церкви Св. Николая в Кузнецкой слободе существовал придел во имя прп. Сергия Радонежского[80].

Жизнь церкви по документам XVII в.

24. Документ XVII века.

25. Книги XVII века.

Большие пожары, раз в несколько лет свирепствовавшие в Москве, не только наносили урон тогдашним жителям, но и привели к тому, что мы имеем обидно малое количество письменных документов по истории города XIV-XVI веков: все письменное делопроизводство государства, архивы приказов сгорели в ужасном пожаре 1626 года. "В Китае и в Кремле, и в церквах каменных и в государевых палатах, и на патриаршем дворе, и в монастырях, и в приказах всякие дела погорели, не только что дерево горело: и железо и камень горел"[81]. Поэтому "богатство московских архивов" начинается лишь со второй четверти XVII века.

Это касается и истории московских церквей: редкие из них упоминаются в русских летописях более раннего времени или в связи, опять же, с пожарами, или с какими-нибудь важными историческими событиями. Подавляющее же большинство церквей Москвы впервые упоминается в окладных книгах Патриаршего казенного приказа под 7133 годом (1624/25 год по современному летоисчислению). Важность сведений, содержащихся в них, для церковной истории города была оценена И.Е. Забелиным, и под его руководством эти окладные книги были изданы В.И. и Г.И. Холмогоровыми в Москве в 1888 году[82]. В то время окладные книги хранились в Московском Архиве Министерства Юстиции, ныне хранятся в Российском государственном Архиве древних актов (РГАДА).

В отделе "Приходские церкви за Москвою рекою" о церкви Св. Николая Чудотворца в Кузнецах говорится: "в 133 и 136 г. по окладу дани 16 алтын 4 деньги платил поп Никита; 140г., по новому письму прибыло дани 29 алтын 2 деньги. Данные окладные деньги рубль 12 алтын 4 деньги платили попы: Нефедий 143-152 годы; Андрей 154-161 годы, Алексей 162 г., Семен 164 г., Поликарп 165-189 годы, Пров Поликарпов 190-202 годы, Иван Данилов 203-1710 гг., дьякон Алексей 1711-1714 гг., поп Иван Данилов 1715-1725 гг., дьякон Иван Игнатьев 1732 г., дьячек Иван Савин 1733 г."[83].133 год – это 7133 год "от сотворения мира" (такой счет времени употреблялся в России до начала XVIII в.). Если перевести в привычную нам систему, получается 1624/25 г. (двойная цифра дается с учетом того, что год до начала XVIII века начинался с 1 сентября).

Что это за "дань по окладу", и кому ее платил поп Никита, первый известный нам священник нашего храма? Московский церковный округ, как и ныне, входил в область управления Патриарха, поэтому все приходы Москвы платили ежегодно "дань" на содержание Патриаршего двора и различные церковные нужды. Эта дань была двух видов: окладная (т.е. планируемая заранее) и неокладная (которую нельзя было рассчитать). К последней относились так называемые "венечные" сборы. Их платили за получение "венечных памятей" - особых грамот, дававших право на вступление в брак. Эти деньги платили люди, желавшие обвенчаться, священнику, а он платил их поповскому старосте, выдававшему за это "венечную память". Желавшие вступить в первый брак платили 2 алтына 3 деньги, во второй брак – 4 алтына 3 деньги, в третий брак – 6 алтын 3 деньги. Пошлины эти записывались в книгах по мясоедам (когда можно было совершать венчание): Госпожинскому (т.е. Успенскому), Рождественскому, Великоденьскому (т.е. Пасхальному), Петровскому[84].

Окладные сборы (составлявшие, конечно, большую сумму, чем неокладные) собирались со всех дворов прихода в зависимости от чина владельца двора. Так "в указе блаженной памяти св. Патриарха Филарета Никитича" 7140 (1631г.) написано: "с Московских церквей дани имать со дворов… с протопопова – по 6 денег, с попова – по 4 деньги, с дьяконова – по 2 деньги, с дьячка, с пономаря, с просвирни – по 1 деньге; со стольников, дворян, дьяков, с гостей[85] – по 6 денег, с Гостиной Суконной сотни с торговых людей и с подьячих – по 3 деньги, со стрелецких сотников по 6 денег, со стрелецких пятидесятников и десятников – по 4 деньги, с рядовых стрельцов и с ямщиков – по 2 деньги, с Черных слобод старост и сотских – по 6 денег, со средних слободских людей – по 2 деньги, с молодших слободских людей – по 1 деньге со двора"[86].

Эти окладные деньги московские священники приносили в первой половине XVII века в так называемую Поповскую избу (позже называлась Тиунской), членами которой состояли 8 поповских старост. Они были учреждены в 1594 г. первым Московским Патриархом Иовом, и у каждого из них "в заведении стояло по сороку попов"[87]. Ежедневно церковные старосты (для Замоскворечья им был "Руновский поп", т.е. священник церкви Михаила Архангела в Овчинниках) сходились в Тиунскую избу, которая располагалась у ц. Покрова Божией Матери на Рву (собор Василия Блаженного) в Китае городе[88] на Ильинском крестце (Илл. 26) для сбора даней. Здесь же у Тиунской избы собирались "безместные" попы и диаконы (они назывались "крестцовыми"), которых можно было за деньги нанять служить обедню – этим пользовались владельцы домовых церквей.[89] Над поповскими старостами надсматривали пять протопопов. С 1659 г. в Тиунской избе "сидели" протопоп и ключарь Большого Успенского собора Кремля.

Успенский собор играл особую, объединяющую роль в церковной жизни города. Известно, что со времен Стоглава (1551г.) в Москве существовала следующая традиция: "от недели Всех Святых до Воздвиженья честнаго Креста Господня каждую неделю (т.е. воскресный день) после вечерни священники и диаконы со крестами, иконами и свечами в сопутствии прихожан, собирались к своему собору (в Москве их было семь, для Замоскворечья им был Ивановский за Болотом) и оттуда следовали в Большой Успенский собор, при звоне колоколов, с пением церковных стихир и там, в присутствии Патриарха молебствовали"[90].

Церковнослужители в XVII веке не только платили дань Патриарху (как считалось, за пользование церковной землей), но и получали жалование от Государя. Оно называлось "руга" и было записано в Ружных Розметных книгах. Сохранились Ружные книги 1681 и 1699 годов, в которых упоминается и наш храм[91]. Руга была денежная и натуральная (овес – для корма лошадям и рожь – на хлеб и на просфоры, изредка – сукно). Натуральная часть руги давалась особо древним и значимым храмам: например, в Замоскворечье ее получали только церковь Климента Папы Римского, Вмч. Екатерины на Всполье и ц. Параскевы Пятницы. "Попу … 3 четверти с осминою без четверика ржи, овес тож", дьякону столько же, "просвирнице на просвиры – отдельно четь и два четверти ржи", из чего можно заключить, что в столичных храмах в XVII веке просфоры были ржаные!

Денежное жалование тоже зависело от положения той или иной церкви или собора в городской иерархии: например, протопоп "Собора Пречистой Богородицы Казанския"[92] получал 29 рублей, да рожь, да овес, два попа – по 15 рублей, дьяконы по 12 рублей, дьячек – 8 рублей, пономарь – 2 рубля с полтиною. «В ц. Вмч. Парасковии, нарицаемыя Пятницы» за Москвою рекою двум попам, дьякону, пономарю – 7 руб. 4 алтына 1 деньга, в ц. Николая Чудотворца в Кузнецах попу, дьякону, посвирнице "вопче" (т.е. всего) 3 рубля 6 алтын 5 денег. Это жалование выплачивалось из Приказа Большого Дворца и только до 1699 года. В Ружной книге 7207(1699) года расписывается количество дворов в приходе каждой церкви и ставится помета "отставить (ругу) и кормитца приходом" – у всех церквей, кроме Кремлевских и монастырских. У церкви Св. Николая в Кузнецах помечено 65 дворов (30 дворянских, 20 посадских, 2 гост. Сотни, 10 подьяческих, 2 Крутицкого митрополита подьяческих, 1 патриаршего пристава). Николо-Кузнецкий приход является одним из самых больших приходов Пятницкой части Замоскворечья, уступая лишь приходу ц. Св. Параскевы Пятницы (90 дворов).

Слобода и приход.

Как соотносилась Кузнецкая слобода и приход церкви св. Николая? В период возникновения слободы (в конце XV- начале XVI вв.) границы их, скорее всего, совпадали. Со временем слобода росла и тяглецы Кузнецкой слободы становились прихожанами других храмов: С. К. Богоявленский считал, что Кузнецкая слобода находилась в приходах церквей Никиты Мученика, Спаса на Болвановке, и даже Параскевы Пятницы[93]. Но к 60-м годам XVII века застаем уже такую ситуацию: приход церкви св. Николая – около 67 дворов[94] или более, а Кузнецкая слобода в 1669 г. – 45 дворов, через 3 года – 30 дворов. Значит, в приход уже входили жители других слобод: Татарской, Большие Лужники.

Кроме того, некоторые жители Кузнецкой слободы, обозначенные в переписи 1669 года, в переписи 1672 года выделены в "Слободу прихода Никиты Христова Мученика", т.е. стали (или были?) прихожанами этой церкви[95]. В их число вошли дворы наиболее знатных жителей Кузнецкой слободы, которые располагались по Кузнецкой улице от храма Никиты мученика (до 1935 г. стояла на углу Кузнецкой улицы и Старого Толмачевского переулка на месте нынешнего дома №4/12, илл.27) до церкви Св. Николая (это видно из переписи 1676 года). Это дворы дворянина Калины Яковлевича Безобразова, князя Федора Никитича Мещерского, стольника князя Степана Семеновича Волконского, стряпчего Михаила Микитича Хлопова, Даниилы Андреевича Хотяинцева, дворянина Саввы Ивашкина. Все эти люди, конечно, не были тяглецами черной Кузнецкой слободы, а поселились на ее территории, выкупив отданные в заклад земли и строения бывших тяглецов. Так как такие действия очень не приветствовались правительством царя Алексея Михайловича и были даже противозаконны (см. об этом выше), то в следующей переписи они уже не стали именоваться жильцами Кузнецкой слободы, а отделились от нее.

Надо сказать, что приход храма Св. Николая и в начале XVII века был одним из самых многочисленных среди окружающих церквей: у церкви Параскевы Пятницы было 53 двора, у церкви Михаила Архангела – 40 дворов, у церкви Никиты мученика – 38 дворов, у церкви Николая в Кузнецах – 67 дворов. В большинстве своем приход составляли люди простые, при их наименовании переписчики употребляют имя и фамилию, тогда как для людей знатных – имя, отчество и фамилию.

Прежде всего, это тяглецы черной Кузнецкой слободы: Борис Кондратьев, Семен Кочетков, Гаврила масленик, Семен Савельев, Алексей Лукьянов, Федор Иванов, Осип Гаврилов (в переписи 1676 года уже, видимо, его сын – Ивашка Гаврилов), Микифор Васильев, котельник Иван Еремеев, котельник Семен Федоров, котельник Константин Васильев, Алексей Серебряник, Алексей Игнатьев (в 1669 году он упоминается как тяглец Кузнецкой слободы, а в 1676 году – уже как член Суконной сотни, что означает, что он разбогател, "расторговался" и перешел в привилегированное объединение торговых людей – Суконную сотню).

Упоминающиеся в переписи профессии говорят о том, что тяглецы Кузнецкой слободы продолжали дело своих прадедов: были серебряниками и "котельниками", т.е. занимались литьем[96] различных изделий: может быть, крупных (колоколов, пушек, медных и свинцовых листов, которыми покрывали кровли церквей), а может быть, мелких (нательных крестов, змеевиков и т.д.).

Кроме черных тяглецов в 60-70 годы XVII века прихожанами ц. Св. Николая являются люди других сословий, прежде всего, подьячие и другие мелкие служащие различных московских приказов: подьячий Дмитрий Ушаков, подьячий Стрелецкого приказа Григорий Меркульев, подьячий Приказа Новой чети (четверти) Сергей Головин, пристав Патриаршего приказа Клим Антонович Щербаков.

Были и знатные, состоятельные люди (Илл.28): дворянин Семен Богданович Сафонов, жилец Иван Иванович Борыков и стольник Петр Самойлов. Иван Иванович Борыков числится в Боярских списках XVIII века. С 1703 г. он отставной дворянин. Известен год его смерти – 1708. Дворянин Семен Богданович Сафонов умер, по-видимому, еще в XVII веке, т.к. в Боярских списках XVIII века значится только его сын: Сафонов Тимофей Семенович.

Но самым известным, оставившим след в истории прихожанином нашего храма XVII века был дьяк (в переписи 1676 года именуется стольником) Петр Самойлов. Он был владельцем сельца Бутово с тремя дворами (ныне ставшего большим жилым районом Москвы) и дьяком одного из самых больших московских приказов – приказа Казанского дворца, ведавшего всеми делами земель, находившихся за Волгой. Имя его в государственных документах начинает встречаться с 1669 года: "А у подлинной государевой грамоты подпись дьяка Петра Самойлова"; "А на обороте скрепа с подписью дьяка Петра Самойлова"[97].

Чаще всего его подпись встречается на документах об отводе земли, как, например, грамота "об отводе земли в Самарском уезде в Едамарском ухожье под черным Едамарским лесом в 7188 (1680) году служилому станичному мурзе Навдачь Шадрину": "вверх Крымзы речки на низ идучи по правую сторону поля от черного лесу, с кудрявого дуба на низ по Крымзе…, по правую сторону в гору прямо по суходолу, а на суходоле грань[98] набита на березе, да вверх по суходолу грань набита на дубу и т.д."[99], - и "та подлинная грамота послана в Симбирск… в 7190 (1682) году за рукою дьяка Петра Самойлова, за справою подьячего Ивана Еремеева"[100].

С 1671 по 1675 годы дьяк Петр Самойлов находится в Астрахани: в 1671 году участвует в заключении мира и подписании договора с "калмыцким торгоутским владельцем Аюкой". Эти переговоры "против Астрахани на нагорной стороне Волги" возглавлял князь боярин Яков Никитич Одоевский.

29. Иван Безмин. Портрет царя Феодора Алексеевича. 1680 г. ГИМ.

В 1675 г. дьяк Петр Самойлов возвращается из Астрахани и, получив за царскую службу немалое вознаграждение, покупает двор в приходе церкви св. Николая в Кузнецкой слободе. По-видимому, он получает и повышение по службе, т.к. в 1675 г. застаем его участником разбора челобитной, поданной послом в Хиву и Бухару Василием Даудовым на сокольника Епенета Похвиснева из приказа Тайных дел, принимавшего участие в том же посольстве и "бранившего его всякою неподобною бранью…" и "хватавшего по полям сверх указу баранов и всякую птицу". Дьяк Петр Самойлов по приказу Ивана Михайловича Милославского зачитывает ответную челобитную Епенета Похвиснева в приказной палате[101]. О важности этого "дела Бухарского посольства" свидетельствует тот факт, что возглавил его сам всесильный в то время боярин Артамон Матвеев, "великих государственных посольских дел оберегатель".

Но самая вершина государственной службы дьяка Петра Самойлова – это его участие в "дневанье" у гроба Великого государя Федора Алексеевича. Одновременно это оказалось и испытанием для него, и явило его мужество и самообладание. Царь Федор Алексеевич (Илл. 29) скончался в 1682 году 27 апреля. 28 апреля его отпевали в Соборе Архангела Михаила патриарх Иоаким "со властьми", т.е. митрополитами, архиепископами и епископами ( в числе их было два будущих святителя: Иона Ростовский и Митрофаний Воронежский) и с того дня 40 дней служили ежедневно обедню и панихиду, "говорили псалтирь" и у гроба "сидели" трое знатных людей: боярин, думный дворянин и дьяк (это и называлось "дневаньем"). Но ровное течение этого церемониала было нарушено: 15 мая разразился Стрелецкий бунт. В этот день в Кремле стрельцы "сбросили на копья Михаила Долгорукова", изрубили Артамона Матвеева, убили стольника Федора Салтыкова, приняв его за Афанасия Нарышкина, "потом, увидя ошибку, отвезли тело к отцу боярину Петру Михайловичу Салтыкову с извинениями"[102]. Пять дней бунтовали стрельцы, весь Кремль был в их власти, всюду стояли их караулы. 16 мая у гроба государя никого из бояр нет. 17 мая возобновляются панихиды и псалтирь, литургию служит еп. Митрофан Воронежский. И вот в это тяжелое время, 21 мая "сидели у гроба великого Государя боярин князь Борис Иванович Прозоровский да думный дворянин Алексей Иванович Ржевский, диак Петр Самойлов"[103]. Как один из самых знатных и богатых прихожан, диак Петр Самойлов был, видимо, одним из главных вкладчиков при строительстве каменного храма Св. Николая в Кузнецкой слободе[104].

Построение каменного храма

31. Церковь Св. Николая в Пыжах. Сохранила облик XVII в. до настоящего времени.

В течение XVII века деревянные храмы Замоскворечья постепенно заменяются каменными. К 1657 г. каменными уже были церковь Св. Климента папы Римского, церковь Св. Екатерины мученицы в Екатериненской слободе, церковь Архистратига Михаила в Овчинниках (Илл. 30), церковь Св. Параскевы Пятницы и церковь Св. Троицы в Лужниках (с 1638 г.). В 70-е годы в камне отстраиваются стрелецкие храмы: в 1672 году – церковь Св. Николая в Пыжах (Илл. 31), в 1673 году – церковь Вмч. Георгия на Всполье, в 1678 году – церковь Св. Троицы в Вишняках.

Стрелецкие слободы располагались рядом с Кузнецкой слободой, с запада примыкали к ней. Начиная с XVI века, Замоскворечье было по преимуществу местом поселения стрельцов[105]. Стрельцы были состоятельными людьми: они получали царское жалование и в то же время занимались торговлей и ремеслом (Илл. 32). Стрелецкие же начальники были богатыми людьми (Илл. 33). Именно они указаны как строители каменной церкви Живоначальной Троицы в Вишняках.

Это головы московских стрельцов Матвеева приказа Вишнякова пятидесятники Назар Перфильев и Андрей Оленов "с десятниками и со всеми рядовыми стрельцами, бывшими в осаде на службе Великого Государя в Чигорине"[106]. Здесь же указан и повод к построению каменного храма – «сидение в осаде» в крепости Чигирине и героическая ее оборона против стотысячного турецкого войска в 1677 г. По царскому указу за «чигиринскую службу» все были награждены: от воевод до рядовых. Московским стрельцам было прибавлено к окладу по 7 рублей[107] (очень большие деньги по тем временам). Эта была важная победа, одна из первых в начинающемся противостоянии России и Турции.

32. Стрелец. Рисунок из альбома Палькмвиста. XVII в.

33. Стрелецкий голова.  Рисунок из альбома Палькмвиста. XVII в.

В соседстве со стрельцами Матвеева приказа Вишнякова жил еще один герой турецкой компании 1677 года: стольник князь Степан Семенович Волконский. Его двор находился между храмом Никиты Мученика в Толмачах и церковью Св. Николая в Кузнецкой слободе по правую сторону «Кузнецкого переулка» (нынешней улицы), т.е. задами двор его примыкал уже к стрелецким дворам[108].

Князь Степан Семенович Волконский известен с 1654 года, когда он получил от государя жалованную грамоту на вотчину в Костромском уезде за "литовскую службу". Он был в составе войска, возглавляемого его братом Федором Степановичем Волконским, когда был взят литовский город Петроков. В 70-е годы он вместе со своими сыновьями: Семеном, Гавриилом, Никитой, Игнатием участвует в Чигиринских походах на Украине, в боях с турками. В 1678 году в боях под Чигириным был убит его старший сын Семен, и князь Степан Семенович обращается к царю Федору Алексеевичу с челобитной. В ней он говорит о гибели сына, напоминает о том, что его родной брат князь Василий Семенович был убит в бою 28 июня 1659 года под Конотопом, "а у него самого пробита нога, и рука от татарского боя не владеть; и я от тех ран увечен" и просит тульские вотчины умершего бездетного родственника, чтобы ему было "с детьми с чего службу служить"[109]. Конечно, государь Федор Алексеевич не отказал в просьбе старому заслуженному воеводе.

Все эти события происходят в 1678 г. В 1681 г. закладывается на месте деревянного каменный храм св. Николая в Кузнецах. Трудно представить себе, чтобы князь Волконский, живущий неподалеку, не участвовал бы в этом строительстве. Более того, смеем предположить, что он мог быть его инициатором – в память сына и в благодарность Богу за царскую милость. Есть, правда, одна деталь, которая может вызвать сомнения: если в первой переписи двор князя Волконского указан в Кузнецкой слободе, то во второй – в "слободе прихода церкви Никиты Мученика". Но мы уже говорили о том, что это, видимо, вынужденная мера, чтобы не писаться князю по "черной" слободе и не быть нарушителем царских указов[110]. Но даже если князь Волконский был прихожанином церкви Никиты Мученика, мы знаем в ΧVII веке случаи, когда богатый и знатный человек строил не только свою приходскую церковь, но и соседнюю: гость Логин Кондратьевич Добрынин "на собственное иждивение" построил каменный (вместо деревянного) храм Св. Николая в Толмачах и церковь Воскресения Христова в Кадашах (два смежных прихода)[111].

Остальные "неизвестные жертвователи" – прихожане: дворяне, царские служащие, рядовые тяглецы. Храм строился "по благословению Святейшего Иоакима Патриарха" с 1681 г. по 1683 г.[112]

Вспомним, на какое тяжелое время пришелся этот период. 15 мая 1682 г. разразился Стрелецкий бунт. Уже задолго до него стрельцы (Илл. 34) били челом на своих полковников, что они вычитают у них денежное жалование, заставляют работать на себя. В результате полковники эти были взяты в тюрьму и "биты батогами" и среди них – Матвей Вишняков[113]. В несколько дней стрельцы из былых героев сражений с татарами и турками превратились в разъяренную толпу, которая не пощадила и воеводу, предводителя Чигиринских походов, Григория Григорьевича Ромодановского. "Все эти убийства сопровождались криками: «Любо ли?» - обращенными к окружавшему безоружному народу,… надо было кричать «любо!» и махать шапками… Убивши кого-нибудь, волокли… на Красную площадь; перед телом шли стрельцы как будто для почета и кричали: «Вот боярин Артамон Сергеевич! Вот боярин князь Ромодановский, вот Долгорукий,… дайте дорогу!"[114] Можно представить себе, как неспокойно было в Замоскворечье в это время! Ведь, в основном, стрельцы жили именно здесь. Строительные работы наверняка были прерваны на некоторое время…

36. Колокольня храма Св. Николая в Кузнецкой слободе.

Но все же к 1683 г. храм был закончен и освящен. Его можно приблизительно представить по планам церковного участка и соседних владений XVIII века. "Это был трехапсидный храм с трапезной" и с одним приделом с южной стороны. "С запада примыкала прямоугольная в плане колокольня". Конструктивно храм представлял собой "бесстолпный четверик, перекрытый сомкнутым сводом". Снаружи он мог быть украшен ярусами кокошников. "Скорее всего, он был увенчан пятиглавием. Центральный барабан был световым (с окнами),а боковые – глухие". До нашего времени сохранилась похожая церковь этого же времени – Св. Симеона Столпника на Поварской (Илл. 35)[115]. От каменного храма конца XVII века до нашего времени дошло только здание колокольни в очень измененном виде: в XIX веке был добавлен один ярус и наложен новый декор[116]. (Илл. 36)

Строительство каменного храма происходило при священнике Прове Поликарпове, который служил в храме 12 лет: с 1681 по 1693 год. И хотя на рубеже XVII–XVIII веков сам приход нашего храма не изменился[117], вокруг него в Замоскворечье, в Москве, во всем государстве происходили огромные перемены. Наступил новый, XVIII век. Это была совсем другая эпоха.

[1] Куликов А., прот. Николо-Кузнецкий храм в Москве // ЖМП. М., 1975. № 1. С. 23. Баталов А. Л., Вайнтрауб Л. Р. Церковь Святителя Николая в Кузнецах. М., 2009. Т. 1. С. 15.

[2] Тихомиров М. Н. Средневековая Москва в 14-15 веках. М., 1957. С. 70-72.

[3] Карамзин Н. М. История государства российского. Калуга, 1997. Т. VI. С. 253. Карамзин говорит именно о Замоскворецкой Болвановке: «на Болванове за Москвою-рекою», а не о Заяузской.

[4] Снегирев И. М. Москва. Подробное историческое и археологическое описание города. М.. 1865. Т. 1. С. 158.

[5] Александровский М. Н. Исторический указатель московских церквей. М., 1917 (рукопись). Хранится в ГИМе. Цитаты из нее см.: Паламарчук П.Г. Сорок сороков. М., 2004. Т.2. С.592-593.

[6] Археологи в Замоскворечьи.// «Наука и жизнь». 1996. №8.С. 56-57.

[7] Баталов. Церковь Святителя Николая… С.16.

[8] Материалы для истории, археологии и статистики г. Москвы, собранные и изданные И. Забелиным. М., 1891.Ч. 2. Ст. 1155.

[9] Куликов А.,прот. ... С.23. Впервые этот довод встречаем у Александровского М.И. : Исторический указатель московских церквей.М., 1917. Рукопись. Хранится в ГИМе.

[10] Писцовая книга г. Тулы Ив. Жеребцова СПб., 1895. С. 1094.

[11] Тихомиров. Средневековая Москва… С. 71.

[12] Об этом свидетельствует имя мастера-кольчужника на могильной плите, найденной при раскопках 1946 г. в Кузнецкой слободе в Заяузье. См.: Тихомиров. Средневековая Москва… С. 70.

[13] Специализация кузнецов по переписным книгам Новгорода XVI века. См.: Рыбаков Б. А.Ремесло Древней Руси. М., 1948.

[14] Тихомиров. Средневековая Москва… С. 70.

[15] Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымской Ордою. СПб., 1884. С. 178.

[16] В численном отношении: ножевников – 38 чел., железников – 31 чел., гвоздочников – 21 чел., замочников – 17 чел. А вот секирников, сабельников, лемешников по 2 – 5 чел. См.: Арциховский А. В. Новгородские ремесла: Новгород Великий по археологическим данным // Вестник АН СССР. 1948. № 3.

[17] Дополнения к актам историческим . СПб., 1862. Т. VIII. С. 246.

[18] Рыбаков Б. А. считает, что это связано с тем, что кузнечное ремесло требовало участия 3-4 человек, т.е. было корпоративным. См.: Рыбаков Б. А.Ремесло Древней Руси… С. 608.

[19] Рыбаков Б. А.Ремесло Древней Руси… С. 756.

[20] Баталов А. Л., Беляев Л. Сакральное пространство средневековой Москвы М., 2010. С. 77.

[21] Рыбаков Б. А.Ремесло Древней Руси… С. 748.

[22] Материалы для истории, археологии и статистике Москвы, собранные В. И. и Г. И. Холмогоровыми при руководстве И. Е. Забелина. М., 1884. Ст. 826. Следует обратить внимание на тот факт, что в 20-е гг. XVII века в Москве было 3 церкви с одинаковым названием Св. Николая в Кузнецах: две из них "за Яузою рекою", и одна – "за Москвою рекою". Для различия одна из заяузских церквей имела добавление "у Таганских ворот", вторая уже с 1646г. именуется "в Котельниках". Такого рода "двойников" в древней Москве встречается немало. Можно вспомнить два Ивановских монастыря "под Бором", один в Замоскворечье, другой на Ивановской горке и др. См.: Баталов. Сакральное пространство… С. 214-224.

[23] Переписные книги г. Москвы 1665-76 гг. М., 1886.Стб. 16-17, 71-72.

[24] Баталов. Церковь Святителя Николая… С.27-28.